— Ветер утих, — удивленно произнесла Онорина. Анжелика тотчас стала карабкаться к краю ямы.

На нее падали сверху тяжелые пласты снега, забиваясь ей под ворот, однако она не обращала внимания на такие мелочи.

Выбравшись, она не поверила собственным глазам: на расчистившемся участке небосклона как-то неуверенно, словно во хмелю, сияла половинка луны, а клочья облаков, недавно погружавших землю во мрак, испуганно уносились прочь, исчезая за кромкой леса Анжелика и ее дочь устремились в ночь.

В отдалении, среди девственных снегов, виднелись приземистые строения форта Вапассу, казавшегося сейчас желанным островком тепла и покоя и поблескивавшего огоньками.

Их следы, ведущие к спасительной ели, были теперь на виду, лишь слегка припорошенные поземкой. Среди ветвей еще раздавались звуки эоловой арфы, однако ветра хватало теперь лишь на то, чтобы сдувать крупу поземки с недавно оставленных ими глубоких следов, облегчая им дорогу к дому.

Матери и дочери осталось только спуститься к форту. Торопливо пробираясь среди сугробов, Анжелика чувствовала, как тают в ее волосах снежинки и как текут по ее лицу холодные струйки.

Плечи ее быстро очистились от, казалось, навечно навалившегося на них снега, не выдержавшего тепла ее разгоряченного тела. Теперь ей было жарко, рука ее, сжимавшая ручку Онорины, горела огнем. От ее одежды валил пар, словно она присела перед печкой, а не ковыляет по зимнему лесу. Та же метаморфоза произошла и с камзолом и штанишками Онорины, позаимствованными у Томаса.

— Как же ты узнала, что я вышла наружу? — спросила Онорина на ходу, быстро забыв про недавнее волнение.

— Просто почувствовала, и все… Какая разница? Я знала… Я слишком привязана к тебе. Но по этой причине тебе не следует так пугать меня впредь. Ты поступила очень дурно, Онорина!

Девочка удрученно повесила голову. До нее постепенно доходило, что за коленце она выкинула. Однако она никогда не забывала о любопытстве, если для него появлялась хоть какая-то пища.

— Кто тот господин, которого ты звала во время вьюги?

Выходит, Анжелика произнесла его имя в полный голос?

— Аббат Ледигьер — ангел, который спустился с неба при твоем рождении.

— Выходит, ангелы есть повсюду?

— Да, повсюду, — пробормотала Анжелика, чувствуя, как тают ее силы.

Наконец они вышли туда, где извивалась под снегом тропинка, ведущая к калитке, через которую она выбежала на поиски Онорины. Еще несколько минут — и они очутились посреди двора, кишевшего народом, поскольку все спешили воспользоваться внезапно наступившей передышкой, чтобы доделать прерванные вьюгой дела.

У Анжелики не было ни малейшего желания разговаривать и отвечать на вопросы, поэтому она прошла по двор с таким видом, что никто не осмелился к ней обратиться. Все лишь успели заметить, с каким строгим лицом она ведет за руку Онорину, одетую, как мальчик, и несущую за уши белого кролика.

Войдя в дом, она бросила взгляд на часы, но те, как видно, остановились, иначе она сообразила бы, что все приключение заняло не более получаса.

Добравшись до своей комнаты, она рухнула в кресло с высокой спинкой. Дочь вскарабкалась ей на колени. Анжелику придавила небывалая усталость, с которой не мог бы справиться ни длительный отдых, ни даже сон. Оставалось ждать.

Произошло нечто необычное. Пока она еще не знала толком, что именно, и не спешила ликовать. Ведь она не забыла, что «чудеса» случаются только тогда, когда в бой с силами добра вступают равные им силы зла.

Неужто снова завязалась невидимая глазу битва?

Мало-помалу чувство разбитости прошло, и на смену ему пришла радость от того, что она сжимает в объятиях Онорину, живую и невредимую, что она вовремя настигла ее, что какая-то неведомая сила своевременно подала сигнал тревоги и предотвратила трагедию.

— Что ты собиралась сделать с этим кроликом?

Онорина колебалась. Вероятно, она просто не знала, что ответить. Из нескольких возможных объяснений она выбрала наиболее выигрышное:

— Я хотела принести его Глорианде и Раймону-Роже… Но раз он всего один…

Им всегда подавай всего по два! До второй ловушки было далеко, а я и так не могла разобрать, куда идти…

Не дождавшись от матери ответа, она возмущенно воскликнула:

— Я делаю все, что могу, лишь бы доказать тебе, как я их люблю, я ты мне не веришь!

— Я тоже делаю все, что могу, чтобы доказать тебе, как я тебя люблю, а ты упорно отказываешься мне верить, — откликнулась ей в тон Анжелика.

Онорина проворно соскользнула с ее колен. Грусть, звучавшая в словах матери, тронула ее до глубины души. Заглядывая ей в лицо, она схватила ее за руки и произнесла важно, как привыкла говорить, делая наставления близнецам:

— Вот и нет! Я верю тебе, бедная моя мамочка, теперь я тебе верю. Ты прибежала за мной в такую страшную вьюгу, как тогда — за той безмозглой собачонкой… Если бы не ты… я бы не нашла дорогу назад.

Это признание стоило ей немалых сил. Задохнувшись, она уткнулась взъерошенной головкой в материнские колени и долго не поднимала лица. Она вспоминала гордость, охватившую ее, когда она обнаружила в ловушке кролика.

Но что за ужас начался вскоре после этого, когда она поняла, что снег вот-вот завалит ее с головой и что на этот раз она уж точно — точно! совершила непростительную глупость, и ей оставалось лишь отчаянно бороться с яростью вьюги, сознавая тщетность борьбы…

«Как хорошо у нас дома! — думалось ей в те минуты. Ей хотелось во что бы то ни стало вернуться домой. — Там так тепло! А ты, мамочка, все ждешь меня…

Никогда, никогда больше я не пойду проверять эти ненавистные ловушки!..»

Она чувствовала, что сама природа, с которой она до сего времени как будто находилась в союзе, предала ее. Снег — оказался таким несносным, а потом таким страшным… Какое облегчение, какое счастье — услыхать неожиданно это «Онн!» и увидеть мать, спешащую к ней сквозь метель…

Она надолго застыла, обуреваемая воспоминаниями и новыми чувствами. Потом она резко подняла голову и широко улыбнулась.

— Я очень довольна! — объявила она. — Ведь теперь я смогу уйти по-настоящему. Раньше у меня на это не хватило бы смелости.

— Что еще она нам преподнесет? — сказала Анжелика вечером, обращаясь к мужу. Она только что поведала ему о поступке Онорины, покинувшей форт с намерением испытать долю охотника и добыть для Раймона и Глорианды мехов.

Кстати, миленькое объяснение!

— Она устроила испытание собственным силам и храбрости, — сказал он, после чего, сменив тон и перенеся все внимание на Анжелику, с нежностью добавил:

— И любви своей матери.

Теперь ситуация была иной: теперь она, его возлюбленная, его загадочная, бесценная жена, примостилась на коленях мужа.